Есть место меж двух собраний деревьев, где трава растет вверх
и старая дорога перемен расходится в тени,
рядом молитвенное место оставлено преследуемыми
они исчезли в ту самую тень.

Я гуляла там, собирая грибы на краю ужаса, но не обманывайся,
это не русская поэзия, это не где-то там, а здесь,
наша страна движется к своей правде и ужасу,
ее собственным методам исчезновения людей.

Я не скажу тебе, где это место, темная гуща леса
сближается с нигде не отмеченной линией света —
перекрестки для призрачных всадников, рай для опавшей листвы:
я уже знаю, кто хочет купить это место, продать его, дать ему исчезнуть.

И я не скажу тебе, где оно, и зачем вообще тебе говорить
хоть что-то? Поскольку ты все еще слушаешь, в такие времена
чтобы заставить тебя услышать, необходимо
говорить о деревьях.

Деревья внутри переезжают в лес,
в лес, пустовавший все это время,
здесь не могла ни птица присесть
ни спрятаться насекомое
ни солнце схоронить свои лапы в тени
лес, пустовавший все эти ночи
будет к утру снова заполнен деревьями.

Всю ночь корни трудятся
чтобы отделить себя от трещин
в полу веранды.
Листья тянутся к окну
крошечные веточки затвердели под напряжением
длинно-скрюченные ветви шуршат под крышей
как только что выписанные пациенты
помутненные, двигающиеся
к выходу клиники.

Сначала, прочитав книгу мифов
и зарядив камеру
и заточив лезвие ножа
я надеваю
броню из черной резины
смешные ласты
мрачную и нелепую маску.
Мне нужно делать это
не так как Кусто с его
верной командой  
на борту солнцем заполненной шхуны
но здесь в одиночестве.

Есть лестница.
Лестница всегда здесь
висит невинно
вблизи борта шхуны.
Мы знаем для чего она,
мы, кто использовали ее.
А так
это всего лишь обрывок морской нити
дополнительное снаряжение.

Я спускаюсь.
Ступень за ступенью, но все же
кислород проникает в меня
голубой свет
чистые атомы
нашего воздуха.
Я спускаюсь.
Мои ласты ранят меня,
я ползу как насекомое вниз по лестнице
и нет никого
кто скажет, когда океан
начнется.

Сначала воздух голубой потом
голубее и после зеленый, а потом
черный я теряю сознание, но
моя маска сильна
она наполняет мою кровь энергией
море — это другая история
море — это не вопрос силы
мне нужно учиться в одиночку
без усилий поворачивать мое тело
в морской стихии.

И сейчас: легко забыть
зачем я здесь
среди множества тех, кто всегда
жил здесь
покачивая зубчатыми веерами
между рифов
и к тому же
иначе дышится здесь.

Я пришла чтобы исследовать место крушения.
Слова — это причины.
Слова — это карты.
Я пришла посмотреть на нанесенный ущерб
и на преобладающие сокровища.
Я глажу светом моего фонаря
медленно по краям
чего-то более постоянного
чем рыба или водоросли

того, зачем я пришла:
затонувший корабль, а не его история
сама вещь, а не только миф
лицо утопленника всегда обращено
к солнцу
остатки разрушения
отпечатки соли вливаются в эту изношенную красоту
ребра катастрофы
изгибаются, заявляя о себе
среди временных призраков.

Это то самое место.
Я здесь, русалка, чьи темные волосы
струятся черным, я водяной в доспехах.
Мы кружимся молча
вокруг затонувшего судна
погружаемся в трюм.
Я это она: я это он

чье лицо утопленника спит с открытыми глазами
чья грудь все еще сдавлена
чей серебряный, медный, червлёный груз лежит
впотьмах внутри бочек
полузакупоренных и оставленных гнить
мы это полуразрушенные приборы
что когда-то держали курс
изъеденные водой стволы
испорченный компас

Мы, я, ты
от трусости или храбрости
те, кто вновь возвращаются
к этой картине
с ножом, фотоаппаратом
книгой мифов
в которых
наши имена не упоминаются.

Женщина в образе чудовища
чудовище в образе женщины
небеса наполнены ими

женщина     «в снегу
среди Часов и приборов
или измеряющая землю жердями»

за свои 98 лет открыла
8 комет

та, что подвластна луне
как мы
парящая в ночном небе
верхом на отполированных линзах

Галактики женщин, там
у кающихся за пылкость
мерзнут ребра
в  пространствах     разума

Око

          «мужественное, точное и абсолютно уверенное»
          из безумных сетей Уранусборга°

                                                      встречается с НОВОЙ  

каждый импульс света взрывается

из ядра
пока жизнь вылетает из нас

             Тихо Браге шепчет наконец
             «Пусть не видится так, что напрасно прожита жизнь»

То, что мы видим, мы видим
и видеть значит менять

свет сжимающий горы
оставляющий человека живым

Биение пульсарного
сердца потеет сквозь мое тело

Радиоимпульс
исходящий из Тауруса

         я облучена   я стою

Я стояла всю свою жизнь на
пути массы сигналов
передаваемых с наилучшей точностью
непереводимым языком Вселенной
Я галактическое облако  настолько густое   за-
путанное  что световой волне понадобиться 15
лет чтобы пройти сквозь меня           И спустя
годы               Я и есть  инструмент  в форме
женщины  пытающейся преобразовать пульсации
в образы              для облегчения тела
и реконструкции разума.